"Глава 22" читать
Уже не было весны. Обмелела у берегов река, выступили камни, и еще до полудня нагревался на прибрежье песок.
Блеск над водой стал острее, мельче. Летний зной ударял теперь прямо в горы, и по горячим токам воздуха медленно поднимались в вышину орлы. Только с моря долетал иногда чистый ветер, заставлявший вдруг ненадолго прошуметь леса.
Таня в последний раз обходила берег, прощалась со всеми. Она шла по песку, рядом со своею тенью, и река бежала у самых ее ног, - как друг, провожала она Таню в дорогу.
Длинная песчаная коса преградила им обоим путь.
Таня остановилась. На этой косе по утрам она любила купаться с Филькой. Где он теперь? Целое утро ищет она его повсюду напрасно. Он убежал, не желая прощаться с ней. Ни здесь, ни там не может она его найти.
Не она ли сама виновата?
Как часто за этот год, столь богатый для Тани событиями, забывала она о друге, которого обещала когда-то ни на кого не менять! Он же ее никогда не забывал, всегда снисходительный в дружбе.
И теперь, покидая милые места, Таня думала о нем с благодарностью, упорно искала.
- Филька, Филька! - крикнула она громко дважды.
И ветер отнес ее голос на самый край косы. И там, из-за песчаной гряды, вдруг поднялся Филька и встал на колени у воды.
Таня побежала к нему, погружая свои ноги в песок.
- Филька, - сказала она с укоризной, - мать меня ждет на пристани, а я ищу тебя с самого утра. Что ты делаешь тут, на косе?
- Так, ничего, мало-мало, - ответил Филька. - Мало-мало лежу.
Слова его были тихи, глаза чуть приоткрыты. И Таня посмеялась над его скорбным видом.
- Мало-мало, - со смехом повторила она и вдруг умолкла.
Он был без майки. И плечи его, облитые солнцем, сверкали, как камни, а на груди, темной от загара, выделялись светлые буквы, выведенные очень искусно.
Она прочла: "ТАНЯ".
Филька в смущении закрыл это имя рукой и отступил на несколько шагов. Он отступил бы очень далеко, совсем ушел бы в горы, но позади стерегла его река. А Таня все шла за ним, шаг за шагом.
- Да постой же, Филька! - говорила она.
И он не пошел дальше.
"Пусть, - решил он. - Пусть видят это все люди, раз так легко покидают они друг друга".
Но Таня смотрела не на него. Она взглянула на солнце, на блеск, рассеянный в воздухе над горами, и повернула пустые руки Фильки к себе.
Она была удивлена.
- Как же ты это сделал? - спросила она.
И в ответ Филька молча нагнулся к земле и вынул из-под кучи одежды, сложенной им на песке, четыре буквы, вырезанные из белой бумаги. Он наложил их на грудь и сказал:
- Я каждое утро прихожу сюда и даю солнцу жечь мою грудь, для того чтобы имя твое оставалось светлым. Я это придумал. Но прошу тебя, не смейся больше надо мной.
Он положил свою ладонь на горло, что было у него знаком величайшей печали. И Таня поняла, что лучше ей теперь не смеяться.
Она с новой для нее ласковостью заглянула ему в глаза и тихонько коснулась пальцем его кожи:
- Какой же ты маленький, Филька! Ты ребенок. Ведь это все отгорит и исчезнет, как только наступит зима и ты наденешь теплую рубашку.
Филька нахмурил лицо, в недоумении обвел глазами вокруг и горячий песок, и реку, сверкавшую среди гор подобно золотой долине. Растерянность его была велика. Он забыл о зиме, он вовсе не думал о ней, когда сжигал свое тело под солнцем.
"Дурак, дурак!"
Он готов был махнуть на себя рукой.
- Но ведь солнце так сильно, - сказал он все же с упрямством. Неужели же всякий след исчезнет? Может быть, что-нибудь и останется, Таня? Подумай.
И Таня, подумав недолго, согласилась с ним.
- Ты прав, - сказала она. - Что-нибудь должно остаться. Все не может пройти. Иначе куда же... - спросила она со слезами, - куда же девается наша верная дружба навеки?..
Дети обняли друг друга.
Теплый воздух скользил по их лицам. Одинокие птицы глядели на них с высоты.
Кончилось детство! Как это случилось? И кто мог бы им это сказать? Ни песок, ни лес, ни камни, бывшие с ними всегда. Только родная река их одна убегала все дальше к восходу, струилась меж темных гор. И там, в незримой дали, вставала перед ними иная, волшебная страна, простирался светлый край.
И, обнявшись, они неотступно смотрели все в одну и ту же сторону, не назад, а вперед, потому что у них еще не было воспоминаний.
Но первая грусть расставания уже потревожила их.
- Прощай, дикая собака динго, - сказал Филька, - прощай!
Ему хотелось горько заплакать, но он был мальчик, родившийся в молчаливом лесу, на берегу сурового моря. Он лег на песок у воды и замер.
А Таня пошла по песку вдоль реки, и чистый ветер, прилетевший с того же сурового моря, дул ей все время навстречу.
