"Глава XXX" читать
Заря воскресного утра чуть занималась, когда Гек взобрался на холм и тихонько постучался в дверь старого Валлийца. Обитатели еще спали, но это был сон, как говорится, вполглаза, вследствие ночного волнения. Из окна послышался оклик.
– Кто там?
Робкий голос Гека ответил тихонько:
– Пожалуйста, впустите! Это только Гек Финн!
– Перед этим именем эта дверь готова отвориться и днем и ночью, паренек! Добро пожаловать!
Странные были эти слова для слуха мальчика, и самые приятные, какие он когда-либо слыхал. Он не помнил, чтобы заключительное приветствие когда-либо раньше произносилось в его адрес.
Дверь быстро отворилась и впустила его. Геку предложили сесть, а старик и его рослые сыновья живо оделись.
– Ну, голубчик, ты, я думаю, порядком голоден. Завтрак поспеет, как только солнце взойдет, – горячий завтрак, будь покоен. Я с ребятами ждал тебя вчера ночевать.
– Я до смерти перепугался, – сказал Гек, – и убежал. Убежал, когда вы начали стрелять, и мили три отмахал. А теперь пришел узнать, что там случилось; я так рано пришел потому, что боялся наткнуться на тех чертей, хотя бы и убитых.
– Да, бедняга, оно и по лицу видно, что ты беспокойную ночь провел – ну, да вон постель; отдохнешь, когда позавтракаешь. Нет, паренек, они не убиты, к сожалению. Видишь, мы знали, где их изловить, по твоему рассказу, подкрались на цыпочках шагов на пятнадцать – темно было между кустами, как в погребе. Только вдруг захотелось мне чихнуть. Надо же случиться такой подлости! Удерживался как мог, да ничего не поделаешь – не выдержал и чихнул. Шел я впереди, с пистолетом наготове, и когда чихнул, мошенники задали стрекача; я крикнул: «Пали, ребята!» – и сам выстрелил в ту сторону, где слышались шаги. Ребята тоже выстрелили. Но те давай Бог ноги, мошенники, а мы за ними по лесу. Я думаю, мы их и не ранили. Они отстреливались, но пули просвистели мимо, никого не задев. Когда их стало не слышно, мы прекратили погоню, вернулись домой, и я разбудил констеблей. Они собрали милицию, отрядили караул на берег, а как только рассветет, шериф устроит облаву в лесу. Мои ребята тоже пойдут. Ты бы нам описал этих мошенников – это здорово поможет. Правда, ты ведь не мог их разглядеть в темноте?
– О, нет, я разглядел еще в деревне и следил за ними.
– Отлично! Опиши же их, милый, опиши!
– Один из них глухонемой Испанец, что был здесь раза два, а другой оборванец, смотрит волком.
– Довольно, паренек, мы знаем этих людей. Я на днях встретил их в лесу за домом вдовы; они удрали, завидев меня. Ступайте, ребята, к шерифу, расскажите ему, а позавтракаете уже после.
Сыновья тотчас отправились. Когда они выходили из комнаты, Гек вскочил и крикнул:
– Только, пожалуйста, не говорите никому, что это я вас надоумил! Пожалуйста!
– Хорошо, если ты так хочешь, Гек; но тебя только похвалят за такой поступок.
– Ох, нет, нет! Прошу вас, не говорите.
Когда молодцы ушли, старик сказал:
– Они никому не скажут, и я не скажу. Но почему ты не хочешь, чтобы об этом узнали?
Гек, не пускаясь в долгие объяснения, сказал, что ему уже многое известно об одном из этих людей и ни за что на свете не хочется, чтобы тот узнал, что ему что-нибудь известно, а то он непременно убьет его.
Старик еще раз обещал хранить тайну и прибавил:
– Почему же тебе вздумалось следить за этими молодцами, парень? Разве у них был вид подозрительный?
Гек молчал, придумывая осторожный ответ, потом сказал:
– Видите ли, я ведь пропащий малый, по крайней мере, все это говорят, да и мне самому сдается; и долго иной раз не сплю, думаю об этом и гадаю, как бы выбраться на хорошую дорогу. Так и в эту ночь было. Я не мог заснуть и бродил по улицам, думая об этом; забрел к старому кирпичному складу, что за «Таверной Трезвости», и присел у стены, чтобы еще подумать хорошенько. Вот вижу, идут мимо меня эти два молодца и что-то тащат под мышкой, наверное, думаю, краденое. Один курил, а другому тоже захотелось; вот они остановилсь прямо против меня, сигары вспыхнули и осветили их лица, и я увидел, что тот, который больше, глухонемой Испанец; я узнал его по седым бакенбардам и пластырю над глазом; другой же был угрюмый черт в лохмотьях.
– Неужели ты и лохмотья рассмотрел при свете сигары?
Гек на минуту смутился. Потом сказал:
– Не знаю, кажется, да.
– Потом они двинулись дальше, а ты?..
– Пошел за ними – да. Так и было. Я хотел посмотреть, что они затеяли, – они так крались. Я шел за ними до самого дома вдовы, тут остановился и услышал, как оборванец просил за вдову, а Испанец клялся, что испортит ей лицо, как я рассказывал вам и вашим…
– Как?.. Глухонемой говорил все это?
Гек всячески старался, чтобы у старика не могло явиться и тени подозрения насчет того, кто этот Испанец, но язык, видно, решился втянуть его в беду, несмотря на все усилия. Он попробовал вывернуться, но старик не спускал с него глаз, и он только завирался все больше и больше. Наконец Валлиец сказал:
– Паренек, не бойся меня, я ни за что на свете не трону волоска на твоей голове. Нет, я заступлюсь за тебя, – заступлюсь за тебя. Этот Испанец не глухонемой; ты проговорился нечаянно; теперь уж ничего не поделаешь. Ты что-нибудь знаешь об этом Испанце, чего не хочешь говорить. Доверься мне и расскажи, что знаешь, и положись на меня – я тебя не выдам!
Гек с минуту смотрел в честные глаза старика, потом нагнулся к его уху и шепнул:
– Это не Испанец, это индеец Джо!
Старик чуть со стула не свалился. Спустя минуту он сказал:
– Теперь все ясно. Когда ты толковал о надрезанных ушах и вырезанных ноздрях, я думал, признаться, что это твои прикрасы, потому что белые люди так не мстят. Но индеец! Это совсем другое дело.
За завтраком разговор продолжался, и старик рассказал между прочим, что, прежде чем ложиться спать, он взял фонарь и осмотрел вместе с сыновьями двор и местность по соседству, нет ли где следов крови. Но крови не заметили, а нашли большую связку…
– Чего?
Если бы слова были молниями, они не могли бы вылететь с большей быстротой и внезапностью из побелевших губ Гека. Глаза его расширились, и, затаив дыхание, он ждал ответа. Старик тоже остолбенел и смотрел на него, вытаращив глаза – три секунды – пять секунд – десять секунд – затем ответил:
– Разных воровских инструментов… Но что это с тобой?
Гек почти упал на свое место, глубоко вздыхая и чувствуя бесконечную признательность. Валлиец посмотрел на него серьезно, с любопытством, потом сказал:
– Да, воровских инструментов. Тебя это, кажется, очень обрадовало. Но что ж ты так встревожился? Что ж бы мы могли найти, по-твоему?
Гек опять попал впросак; пытливый взгляд был устремлен на него, и он дорого бы дал за подходящий ответ. Но ничего не приходило в голову, а пытливый взгляд буравил его все глубже и глубже. Ему подвернулся бессмысленный ответ, разбирать было некогда, и он ляпнул наудачу, слабым голосом:
– Может быть, учебники воскресной школы?
Бедный Гек был чересчур расстроен, чтобы улыбнуться, но старик так и затрясся от веселого и громкого хохота и сказал в заключение, что такой смех чистые деньги, потому что действует лучше всякого лекарства. Затем он прибавил:
– Бедняга, ты совсем бледный и измученный, никуда не годишься. Не мудрено, что ты маленько с толку сбился и завираешься. Ну, да это пройдет. Ложись-ка да отдохни, и встанешь, как встрепанный.
Геку досадно было думать, что он так опростоволосился и проявил такое подозрительное волнение, так как он оставил мысль о том, что вещи, захваченные мошенниками из таверны, были сокровищем, когда подслушал их разговор перед домом вдовы. Но все-таки он думал, что это не сокровище, а наверное не знал; так что сообщение о найденной связке захватило его врасплох и лишило самообладания. Вообще же он был доволен этим маленьким эпизодом, так как теперь уже наверное знал, что эта пачка была не та, и душа его вполне и совершенно успокоилась. По-видимому, значит, все шло хорошо. Сокровище до сих пор остается в номере втором; людей этих поймают и засадят сегодня же, а ночью они с Томом заберут золото без всякой помехи.
Едва успели позавтракать, как раздался стук в дверь. Гек поспешил спрятаться, так как не хотел, чтобы могли заподозрить хоть отдаленную связь его с этим происшествием. Валлиец впустил нескольких дам и джентльменов, в том числе вдову Дуглас, и заметил, что толпы граждан взбирались на холм посмотреть место происшествия. Стало быть, весть уже распространилась.
Валлиец должен был рассказать ночную историю своим посетителям. Вдова стала выражать свою благодарность за спасение.
– Ни слова об этом, сударыня. Есть другое лицо, которому вы больше обязаны, чем мне и моим сыновьям, но оно не разрешило мне назвать его имя. Не будь его, и нас бы там не было.
Разумеется, это вызвало любопытство, заставило почти забыть о самом происшествии, но Валлиец предоставил ему грызть присутствующих, а затем и весь поселок, наотрез отказавшись выдать тайну. Когда все было узнано, вдова Дуглас сказала:
– Я читала в постели и заснула над книгой так крепко, что ничего не слышала. Почему вы не вошли и не разбудили меня?
– Мы решили, что в этом нет надобности. Нельзя было ожидать, что эти молодцы вернутся, да и инструментов у них не осталось, – какой же был смысл будить вас и пугать до смерти. Мои три негра сторожили ваш дом до утра. Потом вернулись домой.
Заходили новые посетители, так что историю пришлось рассказывать и пересказывать в течение двух часов.
Во время вакаций не было занятий в воскресной школе, но в церковь все сошлись рано в это воскресенье. Толковали о сенсационном событии. По слухам, еще не удалось напасть на след мошенников.
По окончании проповеди супруга судьи Татчера протискалась к мистрис Гарпер, двигавшейся с толпою по проходу, и спросила:
– Неужто моя Бекки до сих пор не проснулась? Я, впрочем, так и думала, что она устанет.
– Ваша Бекки?
– Да (с недоумевающим взглядом). Ведь она у вас ночевала сегодня?
– И не думала.
Мистрис Татчер побледнела и опустилась на скамью как раз в ту минуту, когда тетка Полли, весело болтая с какой-то приятельницей, подошла к ней. Тетка Полли сказала:
– Доброго утра, мистрис Татчер. Доброго утра, мистрис Гарпер. Запропастился куда-то мой мальчишка. Должно быть, Том ночевал у которой-нибудь из вас и побоялся прийти в церковь. Задам я ему.
Мистрис Татчер слабо покачала головой и побледнела еще сильнее.
– Он не заходил к нам, – сказала мистрис Гарпер, тоже начиная беспокоиться. Тетка Полли заметно встревожилась.
– Джо Гарпер, видел ты Тома сегодня утром?
– Нет.
– Когда ты видел его в последний раз?
Джо попытался вспомнить, но не мог ответить с уверенностью. Выходившие из церкви стали останавливаться. Пробежал шепот, тайная тревога сообщилась всем. Принялись расспрашивать детей и молодых учителей. Оказалось, что никто не заметил, были ли Том и Бекки на пароме, когда возвращались домой; было уже темно; никому и в голову не пришло, что они могут отсутствовать. Наконец какой-то молодой человек брякнул, что они, как видно, остались в пещере. Мистрис Татчер упала в обморок; тетка Полли залилась слезами и стала ломать руки.
Тревога передавалась из уст в уста, из группы в группу, из улицы в улицу, и через несколько минут колокол бешено звонил и деревня оказалась вся на ногах. Происшествие на Кардижском холме отошло на задний план, разбойники были забыты; седлались лошади, снаряжались лодки, паром готовился к отплытию, и не прошло получаса с обнародования страшной вести, как двести человек спешили к пещере сухим путем и водою.
Весь день поселок казался пустым и вымершим. Женщины навещали мистрис Татчер и тетку Полли и пытались утешить их. Они плакали вместе с ними, и это было лучше всяких слов.
Всю томительную ночь напролет в деревне ждали известий, но когда наконец забрезжило утро, пришло только требование: «Пришлите еще свечей и съестного». Мистрис Татчер почти помешалась, тетка Полли тоже. Судья Татчер присылал из пещеры обнадеживающие вести, но они не внушали бодрости.
Старик Валлиец вернулся утром, закапанный салом, перепачканный глиной и почти выбившись из сил. Он нашел Гека все еще в постели и в горячечном бреду. Врачи были в пещере, и за больным ухаживала вдова Дуглас. Она говорила, что сделает для него все, что может, потому что хорош ли он, плох или так себе, он во всяком случае Божье созданье, а никаким Божьим созданием не следует пренебрегать. Валлиец сказал, что в Геке есть кое-что хорошее, а вдова ответила:
– Не сомневайтесь в этом. Это печать Божия. Он никогда не снимает ее. Никогда. Налагает ее на каждое создание, выходящее из Его рук.
Задолго до полудня группы усталых людей начали возвращаться в деревню, но более крепкие из жителей продолжали поиски. Узнано было только, что пещеру обыскали далеко за пределами известной части, что осмотрели каждый уголок, каждую трещину, что если бы кто-нибудь блуждал в этой части пещеры, он не мог бы не заметить огней, мелькавших по переходам, не мог бы не услышать криков и пистолетных выстрелов, отголоски которых далеко разносились по угрюмым галереям.
В одном месте, далеко от района, обыкновенно посещаемого туристами, были найдены написанные свечной копотью на стене имена «Бекки» и «Том», тут же валялась засаленная ленточка. Мистрис Татчер узнала ленточку и рыдала над ней. Она говорила, что это последнее, что ей осталось на земле от ее ребенка, и что эта ленточка для нее дороже всего остального, потому что она дольше всего была при девочке, пока та еще оставалась в живых. Рассказывали, что иногда ищущие замечали вдали свет, и тогда радостный крик оглашал своды, люди со всех сторон спешили на шум. Но всякий раз наступало горькое разочарование: детей не оказывалось, это была свеча кого-нибудь из ищущих.
Тоскливо сменились три ужасных дня и ночи, и безнадежное уныние овладело деревней. Все как-то потеряли интерес к чему бы то ни было. Даже случайное открытие тайного склада водки у хозяина «Таверны Трезвости» почти не тронуло публику, при всей поразительности этого факта. В один из светлых промежутков Гек уловил какой-то разговор о таверне и наконец спросил, смутно опасаясь чего-то скверного, не было ли что-нибудь найдено в «Таверне Трезвости» за время его болезни.
– Да, – сказала вдова.
Гек приподнялся на постели и дико уставился на вдову.
– Что?.. Что найдено?
– Водка! Таверну закрыли за это. Ляг, дитя, как ты меня напугал!
– Скажите мне только одно, только одно, пожалуйста! Это Том Сойер нашел?
– Полно, полно, дитя, полно! Я же сказала, что тебе не следует говорить. Ты очень, очень болен!
Значит, ничего, кроме водки, не нашли; кабы нашли золото, так тут бы гвалт поднялся. А сокровище-то пропало – пропало навсегда. Только чего же она плачет? Странно, что она плачет.
Эти мысли смутно проносились в голове Гека и так утомили его, что он заснул. Вдова же думала:
– Ну вот, заснул, бедняжка. Том Сойер нашел! Ах, если бы кто-нибудь нашел Тома Сойера. Да уж мало у кого осталось надежды да и силы, чтобы продолжать поиски.
