"Глава 12" читать
На следующее утро ребята чуть свет отправились к реке, чтобы проверить улов.
– Сеть надо вытаскивать раньше, чем закукует кукушка, – сказала Рони.
Она весело скакала по тропинке перед Бирком. Это была узенькая тропинка, которая петляла по молодому березняку, дружно сбегающему вниз по крутому откосу. Рони жадно вдыхала аромат нежных березовых листочков – как замечательно пахнут они весной! Поэтому она скакала и радовалась.
Бирк не спеша шел за ней, он еще не вполне проснулся и не сразу ответил:
– Если вообще есть смысл ее вытаскивать. Ты думаешь, там много рыбы?
– Знаешь, тут полно лососей, – сказала Рони. – Вот было бы отлично, если бы хоть один попался в нашу сеть.
– Отлично было бы, моя милая сестра, если бы ты не плюхнулась в воду.
– И это будет мой первый весенний плюх!
– Ага, весенний плюх! – воскликнул он со смехом, – Эта тропинка прямо создана для весенних плюхов. Кто ее протоптал? А?
– Маттис. А кто же еще? – ответила Рони. – Давным-давно, когда он еще перебирался летом в Медвежью пещеру. Ой, как он любит лососину! С детства он считал ее лучшим лакомством.
И Рони замолчала. Сейчас ей не хотелось думать о том, что любит или чего не любит Маттис. Тут ей вспомнился ее сон – его она тоже хотела как можно скорее забыть. Но эти мысли, словно назойливые мухи, все возвращались и возвращались. Пока она не увидела бьющегося в сети, сверкающего чешуей лосося.
Вот так рыбина! Такой хватит на неделю, не меньше. Выпутывая здоровенного лосося из сети, Бирк радостно сказал:
– Теперь голодная смерть тебе не угрожает, сестра моя. Это точно.
– Точно, – сказала Рони. – Но только до тех пор, пока не наступит зима.
Однако до зимы было еще далеко, что сейчас о ней думать?... Пока хватает и других забот.
Они потащили лосося наверх, к пещере. Выпотрошенный, покачивался он на палке, пропущенной сквозь его жабры. Кроме того, они еще прихватили и поваленную порывом сильного ветра березку, подвязав ее комель ремешками к своим поясам. Они как бы впряглись в нее и, словно пара дружных коней, поволокли тяжелый ствол на гору. Ведь без толстого дерева им теперь не обойтись. Надо выдолбить миски и смастерить другие предметы домашнего обихода.
Перед тем как тащить березку наверх, Бирк обрубил у нее все ветви, но при этом топор выскочил у него из рук и оцарапал ногу. Из ранки брызнула кровь, и Бирк оставлял за собой по тропинке кровавый след, но он не обращал на это никакого внимания.
– Пустяки! – сказал он. – Потечет – перестанет.
– А ты не задавайся! – сказала Рони. – Может, сюда забредет медведь, учует запах крови и побежит по твоему следу, полакомиться.
Бирк рассмеялся:
– А моим копьем он не хочет полакомиться?
– Ловиса, – задумчиво проговорила Рони, – всегда прикладывала к кровоточащим ранам сухой белый мох. Пожалуй, мне тоже надо им запастись, кто знает, когда ты снова рубанешь себя топором.
И Рони в тот же день принесла из леса немного мха и разложила его на солнце, чтобы высушить. А Бирк за это время поджарил большую рыбину.
Лососины они наелись до отвала. Много дней кряду они только и делали, что жарили лососей да выдалбливали березовые миски. Заготовить для них чурбаки было делом нехитрым. Вот дети и рубили по очереди топором, и уже через несколько дней перед входом в пещеру лежали штук пять отличных чурбачков, которые, казалось, только и ждали того, чтобы стать мисками.
Поначалу они решили выдолбить пять штук. Однако уже на третий день Рони вдруг спросила:
– Как ты считаешь, Бирк, что хуже: давиться жареной лососиной или долбить ножом дерево до кровавых мозолей на ладошках?
Бирк не знал, что ответить – и то и другое вызывало у него одинаковое отвращение.
– Эх, была бы стамеска! Резать дерево ножиком – мартышкин труд.
Ведь кроме ножа у них ничего острого не было, и они, сменяя друг друга, старательно долбили чурбаки, пока не получалось нечто отдаленно напоминающее миску.
– Клянусь, что никогда в жизни больше не возьмусь за миску! – воскликнул Бирк. – Давай сюда нож. Я наточу его в последний раз.
– Нож? – переспросила Рони. – Он у тебя.
Бирк покачал головой.
– Нет, ты его взяла. Где он?...
– Нету у меня ножа, – сказала она. – Ты что, не слышишь? Нету.
– Куда ты его дела?
Рони разозлилась:
– Это ты его куда-то задевал, а не я. Ты последний строгал.
– Нет, ты, – сказал Бирк.
Рони помрачнела и молча принялась искать нож. Она искала везде: и в пещере, и на площадке, и снова в пещере, и снова на площадке. Ножа нигде не было.
Бирк недобро взглянул на Рони.
– Я тебя предупреждал: без ножа мы в лесу пропадем.
– Во-первых, – сказала Рони, – надо было тебе лучше за ним глядеть. А во-вторых, только гады валят с больной головы на здоровую.
Бирк побледнел.
– Ну что, дочь разбойника, верна себе? Чуть что – выпускаешь когти! И я почему-то должен дружить с тобой!
– А кто тебе велит, разбойник из шайки Борки! Дружи со своим ножом, если сумеешь его найти... А вообще, катись-ка ты ко всем чертям!...
И, громко всхлипнув, она выскочила из пещеры. Бежать, бежать в лес, хоть в тартарары, только не видеть этого гада. Никогда не видеть! И никогда больше не говорить с ним.
Бирк глядел ей вслед и злился все больше и больше.
– Вот-вот, – кричал он, – пусть тебя утащат злобные друды, ты с ними одной породы!
Тут взгляд его упал на мох, который подсыхал на солнце. Глупая выдумка Рони! И Бирк со зла раскидал его ногами. Подо мхом лежал нож. Он долго глядел на него, прежде чем поднять. Ведь они так старательно искали его везде, и во мху, к слову сказать, тоже. Как же нож оказался здесь, и по чьей вине?
В том, что они натаскали на площадку этот дурацкий мох, виновата была Рони. Это ее затея. Да и вообще она какая-то ненормальная, упрямая как осел. Вот пусть теперь побродит по лесу, пока не одумается.
Бирк методично точил нож, пока он снова не стал острым. Потом несколько раз подкинул его на ладошке и почувствовал, как надежно и удобно лежит он в руке. Отличный нож, который к тому же и не пропал. Зато злость у Бирка пропала, исчезла за то время, что он возился с ножом. Теперь все в порядке. Нож есть. Вот только Рони нету. Неужели поэтому у него так ноет в груди?
«Дружи со своим ножом!»– вот что она ему крикнула. И злость вспыхнула в нем с новой силой... А собственно говоря, где она собирается жить в лесу? Конечно, его это не касается. Она может бегать, где ей заблагорассудится... И если она не вернется, причем скоро, пусть пеняет на себя. Да он ее теперь просто не пустит в Медвежью пещеру. Ни за что! И ему захотелось немедленно ей это сказать. Но не станет же он из-за нее бегать по лесу, как сумасшедший.
Конечно, она скоро вернется и будет просить, чтобы он пустил ее назад, и вот тогда он ей скажет: «Раньше надо было приходить, теперь поздно. Вот так!!!»
Эту фразу он произнес вслух, чтобы услышать, как она звучит, и испугался. Разве можно так говорить со своей сестрой! Правда, она сама этого хотела. Он, что ли, выгнал ее? Чтобы убить время, Бирк съел немного лососины. Первые несколько дней рыба казалась необычайно вкусной, но теперь, когда ее ели уже десять дней кряду, она просто в горло не лезла.
Но все же это хоть какая-то еда. А что съешь, мотаясь по лесу? Что ест Рони? Небось только коренья да съедобные листья, если она их находит. Но это тоже его не касается. Пусть бродит по лесу, пока не погибнет. Значит, она этого хочет, раз не возвращается.
Время шло, и без Рони было до ужаса пусто. Бирк не знал, чем себя занять. А ноющая боль в груди все усиливалась.
Он видел, что с реки начал подниматься туман. И вспомнил, как однажды боролся из-за Рони с подземными духами, которые приманили ее своим пением. Она так сурово обошлась с ним тогда, даже укусила в щеку! У него так и остался небольшой шрам. Но до чего же она ему все-таки нравится! Да, она понравилась ему с первого взгляда. Но Рони этого не знала. Он никогда ей этого не говорил. А теперь уже поздно. Теперь ему придется жить одному в этой пещере. Со своим ножом... И как только она могла сказать ему такие злые слова? Он, не задумываясь, швырнул бы этот злополучный нож в реку, только бы Рони вернулась, теперь он это хорошо понимал.
По вечерам над рекой часто поднимался туман, пугаться тут не из-за чего. Но разве можно быть уверенным, думал он, что туман этот не по всему лесу? И тогда подземные духи из своих глубин снова начнут заманивать Рони своим пением. А кто ее удержит? Но ведь теперь и это его уже не касается. Ладно, будь что будет, он не в силах больше ждать ее. Он должен бежать за ней в лес. И во что бы то ни стало найти Рони.
Бирк бежал так долго, что у него перехватило дыхание. Он искал ее на всех тропинках и во всех местах, где она, как ему казалось, могла бы скрываться. Он выкрикивал ее имя так громко, что пугался звука своего голоса. К тому же он боялся привлечь внимание любопытных злобных друд.
«Пусть тебя утащат злобные друды!» – крикнул он ей вслед.
И чувство жгучего стыда охватило его, когда он вспомнил об этом. Возможно, они и унесли Рони, раз ее теперь нигде нет. А может, она с повинной вернулась в замок? Может, бухнулась на колени перед Маттисом и просит его, и молит, чтобы он простил ее, глупую, и разрешил жить дома и снова быть его дочкой?
А вот разрешения вернуться назад, в Медвежью пещеру, она никогда не попросит и молить не будет, ведь она тоскует только по Маттису. Бирк это знает, хотя она и старалась скрыть от него свои чувства. Теперь она, наверное, радуется, что нашла повод сбежать из Медвежьей пещеры и бросить его. А ведь он хотел стать ее братом!
Больше искать смысла не имело. Это ясно! Ничего не оставалось, как только вернуться назад, в пещеру. Одному, как это ни горько!
Весенний вечер был прекрасен, как чудо, но Бирк не замечал его красоты. Он не ощущал благоухания трав и листьев, не слышал, что поют птицы, не видел цветов на полянках и чувствовал только, что его сердце сжимается от горя.
Вдруг он услышал, что где-то далеко заржала лошадь. Будто в смертельном страхе. Он побежал в ту сторону, а ржание звучало все громче, все отчаяннее. Наконец он увидел, что посреди маленькой полянки, окруженной елями, стоит кобыла, а из рваной раны на ее шее струится кровь. Кобыла испугалась Бирка, он это заметил, но не убежала, а только закричала еще отчаянней, словно прося у него и помощи и защиты.
– Бедняга, – сказал Бирк. – Кто это тебя так?... И тут появилась Рони. Она выбежала из ельника и понеслась навстречу Бирку. Слезы текли по ее щекам.
– Ты видел медведя? – крикнула она. – Ой, Бирк, он задрал ее жеребеночка, он убил его!
И хоть Рони горько плакала, Бирк не помнил себя от радости. Рони жива, невредима, ее не тронул медведь. Какое счастье! Ни злые друды, ни Маттис не отняли ее у него.
Рони стояла возле кобылы и с ужасом глядела, как из раны на шее течет кровь. Потом голос Ловисы как бы заговорил в ней, она разом поняла, что нужно делать.
– Белый мох! Принеси его поскорее, не то она изойдет кровью! – крикнула Рони Бирку.
– А ты? Ты не можешь здесь остаться одна, если медведь поблизости.
– Беги в пещеру, беги! – кричала Рони. – Я должна остаться с кобылой, ей нужна сейчас ласка. И белый мох! Ну, беги, Бирк, быстро!
И Бирк побежал.
А пока его не было, Рони обнимала лошадь за шею и шептала ей в ухо, как умела, ласковые слова. И кобыла стояла не двигаясь, словно понимала их. Она больше не ржала, правда, может, от того, что слишком ослабела. Время от времени все ее тело сотрясала судорога. Медведь нанес ей ужасную рану. Бедняжка пыталась защитить своего жеребенка, но медведь его все равно задрал. И может, теперь лошадь чувствовала, как и из нее по каплям, медленно, но неумолимо вместе с кровью вытекает сама жизнь.
Темнело. Скоро спустится ночь, и, если Бирк сейчас не вернется, бедная кобыла больше не увидит солнца.
Но Бирк вернулся и принес большую охапку белого мха. Никогда еще Рони не была так рада Бирку, это она ему когда-нибудь обязательно скажет, но не теперь, теперь надо действовать. И побыстрей!
Они вместе приложили белый мох к ее ране и увидели, что он тут же намок от крови. Тогда они положили сверху еще слой и закрепили его, как смогли, своими ремешками. Кобыла покорно стояла и не мешала им – она, видно, понимала, что ее лечат. А вот лохматый тюх, который выглядывал из-за ближайшей ели, этого не понимал.
– Зачемханцы выханцы такханцы делаетеханцы? – мрачно спросил он.
Рони и Бирк обрадовались, увидев лохматого тюха, потому что это означало, что медведь ушел. Ведь медведи и волки боятся лесной нечисти. Ни лохматым тюхам, ни темным троллям, ни злобным друдам, ни серым гномам нечего остерегаться хищных зверей. Учуяв их запах, медведь в страхе припускается в лесную чащу так, что только пятки сверкают.
– Жеребенокханцы, – проговорил лохматый тюх, – большеханцы неханцы прыгаетханцы. Нетуханцы его-ханцы.
– Это мы знаем, – печально ответила Рони.
Всю ночь они не отходили от кобылы, почти не спали и окоченели, но даже не замечали этого. Они сидели рядышком под густой елью. И говорили о чем угодно, но только не о ссоре. Словно они о ней забыли. Рони собиралась рассказать Бирку про то, как медведь задрал жеребенка, но не смогла, это было слишком тяжело.
– Да в любом лесу это случается, – сказал Бирк.
После полуночи они сменили мох на ране, потом немножко поспали и проснулись, когда стало светать.
– Гляди, рана уже не кровоточит. Мох сухой, – сказала Рони.
Они отправились к своей пещере, ведя за собой кобылу. Ведь нельзя же было оставить ее одну. Бедняга с трудом передвигала ноги, но все же охотно шла.
– На такую крутизну даже не всякая здоровая лошадь поднимется, – сказал Бирк. – Где мы ее поставим?
Неподалеку от пещеры был родничок, он вился между корнями елей и берез. Там они обычно брали воду. И теперь привели туда кобылу.
– Пей, – сказала Рони, – чтоб у тебя новая кровь прибывала.
Кобыла долго и жадно пила. Потом Бирк привязал ее к дереву.
– Тебе придется остаться у нас, пока не заживет рана, – сказал он. – Здесь тебе ничего не грозит.
– Не убивайся так. – Рони погладила кобылу. – На будущий год у тебя будет другой жеребеночек.
И тут она увидела, что из сосцов кобылы капает молоко.
– Это молоко для твоего жеребенка, но теперь ты можешь его нам отдать.
Рони побежала в пещеру и вернулась с деревянной миской. Вот наконец и она пригодилась.
И она подоила кобылу. Набралась полная миска молока. Для кобылы было большим облегчением, что ее набрякшее вымя опустело. А Бирк очень любил молоко.
– Теперь у нас появилось домашнее животное, – сказал он. – Лошади надо дать имя. Как бы ее назвать?
– Давай назовем ее Лита, – предложила Рони, не задумываясь. – У Маттиса в детстве была кобыла, которую так и звали – Лита.
Оба решили, что Лита – отличное имя для кобылы, которая, это уже было ясно, не умрет от потери крови. Они нарвали травы, принесли Лите, и она стала жадно есть. И только тут Бирк и Рони почувствовали, что они сами голодны. Им пора возвращаться назад, в пещеру, и отдохнуть.
Когда они уходили от Литы, кобыла повернула голову и тревожно поглядела им вслед.
– Не бойся, – крикнула Рони, – мы скоро вернемся. И спасибо тебе за молоко.
Пить свежее молоко, да еще охлажденное в роднике, что может быть лучше. Они сидели на площадке перед входом в пещеру, ели хлеб, запивали его молоком и глядели, как всходит солнце.
– Жаль только, что у нас нет ножа, – сказала вдруг Рони.
И тогда Бирк вынул нож из кармана и протянул ей.
– Я нашел его, – сказал Бирк. – Он лежал себе под мхом и тихонько ждал, пока мы ссорились.
Рони долго сидела молча, потом сказала:
– Знаешь, о чем я думаю? О том, как легко все разрушить, и из-за чепухи...
– Вот и давай теперь, – сказал Бирк, – остерегаться чепухи... А знаешь, о чем я думаю? О том, что ты мне дороже, чем тысяча ножей!
Рони поглядела на него и улыбнулась.
– Ты что, обалдел, что ли?
Так Ловиса говорила иногда Маттису.
