"Глава XXIV. Побег" читать
Короткий зимний день был на исходе. Улицы опустели; только кое-где попадались запоздалые прохожие, да и те торопились, точно хотели поскорее управиться со своими делами, чтобы укрыться по домам от резкого ветра и наступающих сумерек; все бежали чуть не бегом, не оглядываясь по сторонам, и никто не обращал внимания на наших путников, никто их даже не замечал. «Странное положение для короля,– думал бедняжка Эдуард VI,– король идет в тюрьму, и никого это не только не трогает, но даже не удивляет». Между тем полицейский вывел их на пустую рыночную площадь, и они стали пересекать ее наискось. Когда они дошли до середины площади, Гендон придержал полицейского за руку и сказал ему вполголоса:
–Погоди минуточку, братец, здесь нас никто не услышит,– мне надо сказать тебе два слова.
–Нельзя, сэр, не дозволяется. Прошу вас, не задерживайте меня; уже и так скоро ночь на дворе.
–А ты все-таки погоди, потому что мое дело и тебя близко касается. Повернись к нам спиной и притворись, что ничего не видишь: дай мальчугану убежать.
–И вы смеете мне это предлагать! Арестую вас именем…
–Стой, не спеши. Смотри, не дай маху,– и, понизив голос до шепота, Гендон добавил: – Ты купил поросенка за восемь пенсов, но он может дорого тебе обойтись. Берегись, любезный, как бы не поплатиться за него головой!..
Эта неожиданность ошеломила полицейского, но немного погодя он оправился и на чем свет стоит начал ругаться. Гендон терпеливо подождал, пока он угомонился, и тогда сказал:
–Ты пришелся мне по душе, и я хочу выручить тебя из беды. Заметь себе хорошенько: я слышал все от слова до слова и сейчас тебе это докажу.– И он повторил полицейскому весь его разговор с женщиной, происходивший в передней суда.
–Вот видишь, как твердо я запомнил. Если представится случай, я могу все повторить хоть самому судье.
Полицейский на минуту онемел от страха, но скоро овладел собой и ответил с напускной развязностью:
–Вы делаете из мухи слона. Это была просто шутка.
–Ну, а поросенка ты тоже взял в шутку?
–Конечно. Говорят вам, я шутил,– резко сказал полицейский.
–Я готов тебе верить,– отвечал не то серьезно, не то с насмешкой Гендон.– Так вот что: подожди меня здесь, а я сбегаю потолкую с господином судьей, он лучше нашего знает толк и в законах, и в шутках.
Он повернулся и, не переставая приговаривать, пошел назад. Полицейский в нерешительности потоптался на месте, потом раза два выругался и закричал:
–Эй, стойте, любезный, пожалуйста, подождите минутку! Вы вот сказали – судья. Да знаете ли вы, что судья так же мало способен понять шутку, как деревянный чурбан? Подите сюда, потолкуем. Я вижу, что попал впросак,– все из-за шутки,– невинной, глупейшей шутки. Я человек семейный – у меня жена, дети… Скажите толком, чего вам от меня нужно?
–Чтобы ты ненадолго – пока, не торопясь, можно сосчитать до ста тысяч,– ослеп, оглох и остолбенел,– сказал Гендон таким тоном, точно дело шло о самом простом одолжении.
–Да ведь это будет моей погибелью, почтеннейший,– сказал полицейский с отчаянием.– Рассудите сами, сударь: с какой стороны ни взглянуть, ясно, что это была просто шутка. Но пусть даже это была и не шутка,– так и то за такую малость самое большее, чем я рискую, это получить нагоняй от судьи.
–Однако подобные шутки носят очень определенное название в кодексе уголовных законов,– с леденящей торжественностью ответил Гендон.– Сказать, какое?
–Я этого не знал! Ей-ей, не знал! Мне и не снилось, что об этом сказано в законах.
–Как же, сказано. И называется это вымогательством. Закон гласит: Non compos mentis lex talfionis sis transit gloria mundi.
–Ax, Бог ты мой!
–И полагается за это смертная казнь!
–Господи, спаси меня, грешного!
–Воспользовавшись опасностью, грозившей твоему ближнему, ты употребил во зло чувство сострадания и почти даром завладел чужою собственностью, стоимость которой превышает тринадцать с половиной пенсов. В глазах закона это – преступление, вымогательство при исполнении служебных обязанностей, и полагается за это смертная казнь через повешение, без милости, снисхождения и пощады, без отпущения грехов и церковного покаяния.
–Поддержите, поддержите меня, сэр, не то я сейчас упаду! Сжальтесь надо мной! Не погубите! Я повернусь спиной и притворюсь, что ничего не вижу.
–Вот так-то лучше, приятель. Что умно, то умно. А поросенка возвратишь?
–Возвращу, возвращу, и ни за что, никогда в жизни, не дотронусь больше ни до какого поросенка, будь он во сто раз лучше и жирней! Идите – я слеп, я ничего не вижу. Скажу уж, что вы ворвались в камеру и силой отняли у меня арестанта. Дверь-то у нас совсем ветхая, еле держится,– я сам ее ужо выбью под утро.
–И давно бы так, милый друг, тем более что и с тебя строго не взыщется: поверь, судье было жаль мальчугана, и он не станет оплакивать его побег.
