"Джеппетто возвращается домой. Бедняга отдаёт Пиноккио всё, что принёс себе на завтрак" читать
Несчастный Пиноккио ещё не совсем проснулся и поэтому не заметил, что его ноги сгорели. Услыхав голос отца, он без раздумий соскочил со стула, чтобы отодвинуть дверной засов. Но после двух трех нетвёрдых шагов упал с размаху на пол. И при падении произвёл такой грохот, словно мешок с деревянными ложками, упавший с пятого этажа.
– Отвори! – крикнул Джеппетто с улицы.
– Отец, я не могу, – ответил, плача Деревянный Человечек и стал кататься по полу.
– Почему не можешь?
– Потому что кто-то сожрал мои ноги.
– А кто их сожрал?
– Кошка, – сказал Пиноккио.
Он как раз в эту минуту заметил, что кошка передними лапками теребит две стружки.
– Открой, говорю тебе, – повторил Джеппетто, – а не то, как войду, покажу тебе кошку!
– Но я вправду не могу стоять, поверьте мне. Ах, я несчастный, несчастный! Теперь я буду всю свою жизнь ползать на коленках!
Джеппетто, предположив, что все эти вопли не более как очередная проделка Деревянного Человечка, решил положить ей конец, влез на стену и проник в комнату через окно.
Он приготовился было, не откладывая в долгий ящик, проучить наглеца, но, когда увидел своего Пиноккио, распростёртого на полу и действительно безногого, жалость охватила его. Он взял Пиноккио на руки, обнял его и облобызал тысячу раз. По его щекам в это время катились крупные слезы, и он сказал, всхлипывая:
– Мой Пиноккушка, как это ты ухитрился спалить себе ноги?
– Не знаю, отец. Но, клянусь вам, это была страшная ночь, которую я никогда в жизни не забуду. Гремел гром, блистали молнии, а я так хотел есть, и Говорящий Сверчок сказал мне: «Тебе будет плохо, и ты был злой и заслужил это». И тогда я сказал: «Берегись, Сверчок!», и тогда он сказал: «Ты Деревянный Человечек, и у тебя деревянная голова», и я бросил деревянный молоток в него и убил его, но он сам виноват, так как я не хотел его убить, потому что я поставил маленькую сковородку на раскалённые угли жаровни, но цыплёнок выскочил и сказал: «До свидания… Пламенный привет!» И голод все рос, и поэтому старик в ночном колпаке высунулся в окно и сказал мне: «Становись под окно и подставь шляпу», и я с бадьёй воды на голове (разве попросить кусок хлеба – позор, а?) сразу же вернулся домой, и, так как я все ещё был ужасно голоден, я положил ноги на жаровню, чтобы их высушить. И тогда вы вернулись, и я увидел, что они сгорели, и ног у меня больше не стало, а голод всё равно остался! У у у у!
И бедный Пиноккио заплакал и завыл так громко, что было слышно за пять километров.
Джеппетто, который из всей этой бредовой речи понял только одно, а именно, что Деревянный Человечек погибает от голода, вытащил из кармана три груши, подал их Пиноккио и сказал:
– Эти три груши, собственно говоря, мой завтрак, но я охотно отдаю их тебе. Съешь их на здоровье.
– Если вы хотите, чтобы я их съел, то очистите их, пожалуйста.
– Очистить? – спросил Джеппетто, поражённый. – Я не предполагал, мой мальчик, что ты так изнежен и привередлив. Нехорошо! На этом свете нужно ещё с детства привыкать есть всё, что дают, так как неизвестно, что может случиться. А случиться может всяко!
– Допускаю, что вы правы, – прервал его Пиноккио, – но нечищеных фруктов я есть не стану. Я не выношу кожуры!
Добросердечный Джеппетто вытащил ножик, с истинно ангельским терпением очистил все три груши и положил кожуру на край стола.
Пиноккио, сожрав в два счета первую грушу, хотел было выбросить сердцевину, но Джеппетто придержал его за руку и сказал:
– Не бросай. На этом свете все может пригодиться.
– Неужели вы думаете, что я буду есть сердцевину?! – с ехидством змеи произнёс Деревянный Человечек.
– Кто знает! Все возможно, – возразил Джеппетто без раздражения.
Так или иначе, но все три сердцевины не полетели за окно, а были положены на край стола рядом с кожурой.
Пиноккио съел или, вернее, проглотил три груши, затем сладко зевнул и сказал плачущим голосом:
– Я ещё не наелся!
– Но, мой мальчик, у меня ничего больше нет.
– Неужели ничего?
– У меня остались вот только кожура и сердцевина от груш.
– Ну что ж, – сказал Пиноккио, – если ничего больше нет, я, пожалуй, съем кусочек кожуры.
И он стал жевать. Сначала скривил губы, но затем в одно мгновение уничтожил всю кожуру, а вслед за ней – сердцевину. Покончив с едой, он, довольный, погладил себя по животу и весело сказал:
– Вот теперь я себя чувствую по-настоящему хорошо!
– Видишь, – заметил Джеппетто, – я был прав, когда сказал тебе, что нельзя быть таким привередой! Мой милый, никогда нельзя знать, что с нами случится на этом свете. А случиться может всяко.
