"Глава 5. История близнецов" читать
Джейн и Майкл ушли в гости, надев свои лучшие костюмы, в которых они выглядели, по словам Элин, «точь-в-точь как с витрины в магазине».
Весь день дом был очень тих и спокоен, словно он задумался о чём-то своём или, может быть, задремал.
Внизу, в кухне, миссис Брилл, водрузив на нос очки, читала газету. Робертсон Эй сидел в саду и был очень занят: он ничего не делал. Миссис Бэнкс сидела с ногами на диване в гостиной. И дом стоял тихий-тихий, замечтавшись о чём-то или, может быть, задумавшись.
Наверху в детской Мэри Поппинс сушила у камина костюмчики Близнецов. Солнце врывалось в окно, его лучи играли на побелённых стенах и танцевали над кроватками малышей.
—Эй, ты, отодвинься! Ты мне прямо в глаза залез!— сказал Джон громким голосом.
—Извини!— отвечал солнечный луч.— Ничего не могу поделать! Волей-неволей я должен пройти сквозь эту комнату. Приказ есть приказ. Мой дневной маршрут — от Восхода до Заката, а ваша детская как раз по дороге! Так что уж прости. Закрой глазки — ты меня и не заметишь!
Золотой сноп солнечных лучей пересекал комнату. Он явно старался двигаться как можно быстрее, чтобы выполнить просьбу Джона.
—Какой ты нежный, какой ласковый! Я тебя так люблю!— сказала Барби, вытянув руки навстречу тёплому сиянию.
—Молодчина!— одобрительно сказал солнечный луч и коснулся её щёк и волос лёгким, ласкающим движением.— Так ты говоришь, я тебе нравлюсь?— спросил он, видимо не прочь снова услышать похвалу.
—Уж-жасно!— сказала Барби, вздохнув от удовольствия.
—Опять болты-болты-болты? В жизни не слыхал столько болтовни, как тут! Вечно кто-нибудь трещит в этой комнате!— прозвучал с окошка чей-то пронзительный голос.
Джон и Барби поглядели в окно.
Там сидел Скворец, который жил на верхушке трубы.
—Это мне нравится!— сказала Мэри Поппинс, живо обернувшись.— Ты бы о себе подумал! Сам день-деньской трещит, стрекочет, кричит — чуть не до ночи! От твоей болтовни могут разболтаться ножки у стула! Ты хуже всякого воробья, сказать по правде!
Скворец наклонил голову набок и поглядел на неё сверху вниз со своей безопасной позиции на оконной раме.
—Ну,— сказал он,— у меня есть дела, множество дел. Совещания, переговоры, консультации, дискуссии, и так далее, и тому подобное. Разумеется, многое нужно… ммм… спокойно обсудить!
—Спокойно!— воскликнул Джон, от души смеясь.
—А я не с вами говорю, молодой человек!— отрезал Скворец, соскочив на подоконник.— И, между прочим, вам-то уж лучше бы помалкивать. Я слышал, как ты болтал в прошлую субботу. Господи! Я думал, ты никогда не остановишься! Ты мне всю ночь спать не давал!
—Я не разговаривал,— сказал Джон.— Я пла…— Он запнулся.— Я хочу сказать, я был нездоров.
—Гм!— сказал Скворец и перескочил на перила кроватки Барби.
Он бочком пробежал по перилам и остановился у неё в головах. Тут он заговорил ласковым, заискивающим тоном:
—Ну, Барбара Бэнкс, найдётся сегодня что-нибудь для старого знакомого, а?
Барби, подтянувшись за перила, уселась в кроватке.
—Осталась половинка печенья,— сказала она и протянула Скворцу свой пухленький кулачок.
Скворец мигом подскочил, выхватил угощение, перепорхнул на подоконник и начал жадно расклёвывать печенье.
—Спасибо!— многозначительно произнесла Мэри Поппинс.
Но Скворец был так поглощён едой, что не заметил намёка.
—Я сказала: «Спасибо!» — повторила Мэри Поппинс немного погромче.
Скворец поднял голову.
—А — что? А-а, оставь, девочка, оставь. У меня нет времени на все эти церемонии.— И он с удвоенной энергией принялся за печенье.
В комнате было очень тихо.
Джон, разнежившись на солнышке, сунул правую ногу в рот и стал водить пальцами по десне — там, где у него как раз начали прорезываться зубки.
—Зачем ты это делаешь?— весело спросила Барби своим нежным голоском, в котором всегда слышалась улыбка.— Ведь никто на тебя не смотрит — зачем стараться?
—Я знаю,— ответил Джон, продолжая разыгрывать на пальцах ноги какую-то мелодию.— Просто тренируюсь, чтобы не выйти из формы. Ведь эти штучки так радуют взрослых! Ты видела, что вчера было с тётей Флосси? Она чуть с ума не сошла от восторга, когда я ей это демонстрировал! «Золотко! Умница! Чудо моё! Прелесть!» Помнишь, как она закатывалась?
И Джон, взмахнув ногой, так и покатился со смеху, представив себе тётю Флосси.
—Мой фокус ей тоже понравился,— самодовольно сказала Барби.— Я стащила с ног носочки, и она от радости завопила, что так бы меня и съела! Вот потеха! Уж если я скажу «хочу съесть», я и правда съем! Печенье, сухарь, шишечку на перилах кровати, и так далее. А эти взрослые, по-моему, сами не понимают, что говорят. Ведь не хотела же она меня съесть на самом деле?
—Конечно, нет. Это у них просто такая дурацкая манера разговаривать,— сказал Джон.— Я их, наверно, никогда не пойму, этих взрослых. Они все какие-то глупые. И даже Джейн и Майкл иногда бывают такими глупыми!
—Угу,— рассеянно отвечала Барби, то стаскивая, то снова натягивая носки.
—Например,— продолжал Джон,— они не понимают ни единого нашего слова. Больше того: они не понимают, что говорят вещи! Подумать только, я в прошлый понедельник своими ушами слышал, как Джейн сказала, что она хотела бы знать, на каком языке говорит ветер.
—Да, да, помню,— сказала Барби.— Просто поразительно! А как тебе нравится заявление Майкла — ты, конечно, слышал?— что Скворец говорит: «Пик-пик!» Ему как будто и невдомёк, что Скворец ничего подобного не говорит, а разговаривает на том же языке, что и мы! Ну уж так и быть, от папы и мамы нельзя требовать многого — они ведь совсем ничего не понимают, хотя они такие славные,— но уж Джейн и Майкл могли бы, кажется…
—Когда-то они всё понимали,— сказала Мэри Поппинс, складывая ночную рубашку Джейн.
—Как?— хором откликнулись Джон и Барби, ужасно удивлённые.— Правда? Вы хотите сказать — они понимали Скворца, и ветер, и…
—И деревья, и язык солнечных лучей и звёзд — да, да, именно так. Когда-то,— сказала Мэри Поппинс.
—Но почему же они тогда всё это позабыли?— сказал Джон, наморщив лоб.— Почему?
—Ага,— многозначительно сказал Скворец, оторвавшись от остатков печенья.— Так вы хотели бы это знать?
—Потому что они стали старше,— объяснила Мэри Поппинс.— Барби, пожалуйста, немедленно надень свои носки.
—Вот так так!— сказал Джон, пристально взглянув на Мэри Поппинс.
—Тем не менее это так!— ответила Мэри Поппинс, потуже закатав носки Барби.
—Ну что ж, пусть Джейн и Майкл такие глупые,— продолжал Джон.— Я знаю, что я-то ничего не забуду, когда стану старше.
—А я — тем более,— сказала Барби, с удовлетворением посасывая палец.
—Забудете,— сказала Мэри Поппинс твёрдо.
Близнецы сели и уставились на неё.
—Фу-ты ну-ты!— сказал Скворец презрительно.— Нашлись вундеркинды! Тоже мне седьмое чудо света! Всё забудете, голубчики, как только прорежутся зубки!
—Ни за что!— отвечали Близнецы, глядя на Скворца так, как будто не прочь были его укокошить.
Скворец насмешливо засвистел.
—Будьте покойны, всё забудете!— повторил он.— Вы не виноваты, конечно,— добавил он мягче.— Просто тут ничего не поделаешь. Нет ни одного человека, который бы помнил после того, как ему стукнет самое большее год. За исключением, конечно, неё.— Он указал клювом на Мэри Поппинс.
—А почему она может помнить, а мы нет?— сказал Джон.
—А-а-а! Она не такая, как все. Она — редкое исключение. Она вне конкуренции!— сказал Скворец, ухмыляясь.
Джон и Барби молчали. Скворец продолжал объяснения:
—Она — единственная в своём роде. Нет, я не о наружности. Конечно, любой мой только что вылупившийся птенец гораздо красивее, чем Мэри Поппинс была, есть и…
—Я тебе задам, наглец!— сердито сказала Мэри Поппинс, мгновенно обернувшись и махнув в его сторону фартуком. Но Скворец, отскочив в сторону, перепорхнул на оконную раму и, оказавшись вне опасности, насмешливо свистнул.
—Думала, ты меня на этот раз поймала, да?— хихикнул он и помахал ей крыльями.
Мэри Поппинс только фыркнула.
Солнечное пятно двигалось по комнате, и длинные золотые стволы тянулись за ним. За окном набежавший лёгкий ветерок что-то тихонько прошептал веткам вишен в переулке.
—Слушай, слушай, ветер разговаривает,— сказал Джон, наклонив голову набок.— Мэри Поппинс, вы правда думаете, что мы этого не сможем слышать, когда станем старше?
—Слышать-то вы всё будете,— ответила Мэри Поппинс,— но понимать перестанете.
При этих словах Барби жалобно заплакала. У Джона тоже навернулись слёзы на глаза.
—Ничего не поделаешь. Так уж полагается,— сказала Мэри Поппинс назидательно.
—Ай-ай-ай, вот стыд!— насмехался Скворец.— Плаксы-ваксы! Разревелись! У невылупившегося скворчонка и то больше ума! Как не стыдно хлюпать!
И действительно, Джон и Барби теперь рыдали во весь голос, захлебываясь горькими слезами.
Тут дверь распахнулась, и в детскую вошла миссис Бэнкс.
—Мне показалось, малыши плачут,— сказала она и подбежала к Близнецам.— Что случилось, мои крошечки? Ах вы мои ненаглядные, мои солнышки, мои золотые птички! Что с вами? Почему они так плачут, Мэри Поппинс? Весь день они были такие тихие, спокойные! Что-нибудь случилось?
—Да, мэм. Нет, мэм. Мне кажется, у них режутся зубки, мэм,— говорила Мэри Поппинс, нарочно не глядя на Скворца.
—Ах да, конечно!— просияла миссис Бэнкс.
—Не желаю я никаких зубок, если из-за них всё забуду! Всё, что люблю на свете!— вопил Джон, извиваясь под одеялом.
—И я не хочу!— рыдала Барби, зарываясь лицом в подушку.
—Ах вы мои бедняжечки, мои лапочки! Всё будет хорошо! Лишь бы эти противные зубищи скорей прорезались,— утешала их миссис Бэнкс, переходя от кроватки к кроватке.
—Не понимаешь ты!— яростно вопил Джон.— Не надо мне никаких зубов!
—Всё будет плохо, а совсем не хорошо!— плакала в подушку Барби.
—Да-да-да! Не надо плакать! Мамочка знает. Мамочка всё-о-о знает. Мамочка понимает. Всё будет хорошо, когда зубки прорежутся,— ворковала миссис Бэнкс.
С окна донёсся слабый звук. Это Скворец с трудом подавил смех. Мэри Поппинс строго поглядела на него. Он опомнился и принял серьёзный вид.
А миссис Бэнкс нежно гладила своих Близнецов, то одного, то другую, продолжая бормотать ласковые слова, которые должны были, по её мнению, их утешить.
И вдруг Джон перестал плакать.
Он был хорошо воспитанный мальчик, любил свою маму и сознавал свой долг перед ней. «Ведь она не виновата, бедняжка, что всегда говорит не то. Она просто-напросто ничего не понимает»,— размышлял он. И вот, чтобы показать, что он на неё не сердится, он перевернулся на спину и меланхолически, глотая слёзы, взял правую ногу обеими руками и засунул её в рот.
—Ах ты умница, ах ты мой умница!— в восторге приговаривала мама.
Он повторил это упражнение, и она была в восхищении.
Тогда Барби, не желая уступать ему в любезности, поднялась с подушки и, хотя её лицо было мокро от слёз, села и стащила оба носка сразу.
—Чудо, а не девочка!— с гордостью сказала миссис Бэнкс и поцеловала её.— Ну, вот видите, Мэри Поппинс! Вот всё и хорошо! Я всегда знаю, как их утешить. Всё хорошо, всё хорошо!— повторяла миссис Бэнкс, словно напевая колыбельную.— И зубки скоро прорежутся.
—Да, мэм,— спокойно отвечала Мэри Поппинс.
И миссис Бэнкс, напоследок улыбнувшись Близнецам, вышла.
Едва дверь за ней закрылась, как Скворец разразился хохотом.
—Простите, что я не сдержался,— кричал он,— но, честное слово, это выше моих сил! Ну и сцена! Ну и сцена!
Джон не обратил на него внимания. Прижавшись лицом к решётке своей кроватки, он тихо, яростно сказал Барби:
—Я не буду таким, как все! Не буду, и всё! Пусть они,— он мотнул головой в сторону Мэри Поппинс и Скворца,— говорят что хотят! Я никогда не забуду, никогда!
—И я тоже,— ответила Барби.— Никогда.
—Клянусь своим хвостом!— завопил Скворец, хлопая себя крыльями по бокам и покатываясь со смеху.— Нет, вы только послушайте! Как будто это от них зависит! Да ведь через месяц, два, самое большее через три они даже забудут, как меня зовут, дурачки! Глупые беспёрые кукушата! Ха-ха-ха!
Раздался новый взрыв смеха, и Скворец, взмахнув пёстрыми крылышками, вылетел в окошко.
Прошло не так уж много времени с тех пор.
Зубки после немалых страданий наконец прорезались, как полагается всем зубам, и Близнецы отпраздновали свой первый день рождения.
И как раз на другой день после торжества Скворец, который улетал на курорт, вернулся в Дом Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку.
—Привет, привет, привет! Вот и мы!— весело пропищал он, приземляясь на подоконник и подскакивая при каждом «привете».— Ну, как тут поживает наша девочка?— развязно осведомился он у Мэри Поппинс, наклонив голову набок и разглядывая её своими весёлыми, блестящими, озорными глазами.
—Без вас не скучала!— отрезала Мэри Поппинс, надменно вскинув голову.
Скворец рассмеялся.
—Всё та же Мэри П.!— сказал он.— Ты не изменилась! Ну, а как остальные? Я имею в виду кукушат,— пояснил он и покосился на кроватку Барби.— Ну, Барбарина,— начал он сладким, заискивающим тоном,— найдётся что-нибудь сегодня для старого знакомого?
—Гули-гули!— отвечала Барби, продолжая жевать своё печенье.
Скворец, вздрогнув от неожиданности, подскочил к ней поближе.
—Я говорю,— повторил он раздельно,— найдётся что-нибудь для старого приятеля, дорогая Барби?
—Ляп-тяп-тяп,— пролепетала Барби, глядя в потолок и доедая последнюю сладкую крошку.
Скворец уставился на неё.
—Ай-ай-ай!— сказал он наконец и, обернувшись, вопросительно посмотрел на Мэри Поппинс.
Они обменялись долгим взглядом.
Скворец перепорхнул на кровать Джона и уселся на перила решётки. Джон играл с большим пушистым игрушечным ягнёнком.
—Как меня зовут? Как меня зовут? Как меня зовут?— прокричал Скворец пронзительно и тревожно.
—Аф-тя-тя!— сказал Джон, открыв рот и засовывая туда ногу ягнёнка.
Слегка покачав головой, Скворец отвернулся.
—Значит, уже,— сказал он негромко Мэри Поппинс.
Она кивнула.
Скворец минутку уныло смотрел на Близнецов, потом пожал пёстрыми плечами.
—Ну конечно, я же знал, что так будет. Всегда говорил им. Но они не желали верить.
Он немного помолчал, глядя на кроватки. Потом энергично встряхнулся.
—Ну что ж, ну что ж. Мне пора. Труба нуждается в генеральной уборке, я уверен.
Он перелетел на подоконник и, на минуту задержавшись там, оглянулся.
—А странно будет без них всё-таки. Всегда любил с ними поболтать. Да, любил. Мне будет их не хватать.
Он проворно обмахнул крылом глаза.
—Расплакался?— съязвила Мэри Поппинс.
Скворец выпрямился.
—Расплакался? Ничего подобного! У меня просто… м-м-м… небольшой насморк. Подхватил в дороге. Вот и всё. Да, небольшая простуда. Ничего страшного.
Он перескочил на наружный подоконник и оправил клювом перья на груди.
—Приветик!— крикнул он задорно, взмахнул крыльями и исчез…
